Аж до середины февраля мусолили в блогах одну из новогодних новостей — многих, видно, она зацепила. Помните, о записи в Facebook сотрудника Volvo: «Ещё один день в этом дурдоме»? Тот написал, двое других прокомментировали, уволили всех троих — «за неуважение принятых в компании норм поведения». Последние слова — цитата, принадлежащая представителю компании по пиару.

Свято место пусто не бывает

Был когда-то анекдот о самолёте, упавшем в африканские джунгли. Из всех пассажиров выжили американец, француз и русский. Вождь людоедов пообещал отдать их на съедение, если они не назовут какое-нибудь новое слово, неизвестное его племени. Американец говорит:

— Кадиллак.
— Да их у меня вон десяток стоит.
Француз говорит:
— Коньяк.
— У меня его двадцать ящиков.
Подошла очередь русского:
— Местком, партком.
Таких слов людоед не слышал. Русского отпустили. Идёт он и приговаривает:
— Парткома нет, месткома нет, а как людей жрут!

Мои сорок лет трудового стажа раскололись пополам — первая половина пришлась на советские учреждения, вторая — на несоветские. От пролетария умственного труда к офисному планктону — есть с чем сравнивать. И если задаться вопросом, в конторах каких времён мне встретилось больше униженных и оскорблённых, я затруднился бы с ответом.

В той жизни бывало всякое, хотя людоедство всё же встречалось довольно редко. Парткома давно нет, профком почти не виден. Хотели было поставить на место былой идеологии православие — не вышло. Но свято место пусто не бывает, его прочно заняли «эйчары», «пиары» и ещё какие-то.

Первые (HR — от human resources) — когда-то именовались кадровиками, их немного побаивались, но не больно уважали. Нынче это продвинутые, уважаемые люди, не похожие на их простоватых предшественников, нередко отставников, предпочтительно (для начальства) из органов. Каким-то непонятным образом их количество разрослось до невозможности и сильно помолодело.

Впрочем, молодым везде у нас дорога. Старикам в новой жизни вообще оказалось немного места (красные директора не в счёт), и, если тебе в нулевые перевалило за пятьдесят, ты должен был молодиться изо всех сил. Не только женщинам, а и мужчинам тоже стало принято скрывать возраст, и отнюдь не из кокетства.

На собеседовании при поступлении на работу эйчары вначале оценят, насколько у тебя профессиональная, то есть соответствующая некоему корпоративному стандарту, внешность. При отсутствии явных недостатков — следов старения, оттопыренных ушей, косоглазия и т.п. — объяснят, как ты должен быть благодарен судьбе за предоставленный шанс получить работу в компании. Затем будут долго пытать по новомодным методикам и наконец, если повезёт, дадут подписать многостраничный договор с кучей оговорок, превращающий будущего сотрудника в довольно-таки зависимого человека.

Вторым — пиарщикам — прямого аналога из прежней жизни так сразу не подберёшь. Им до всего есть дело, они заняты не только внешними связями и имиджем компании, но также внутренней пропагандой, выпуском похожих на советские стенгазеты электронных изданий о передовиках капиталистического труда, победителях каких-нибудь внутренних соревнований, придумыванием вдохновляющих слоганов, гимнов компании, которые взрослые люди будут исполнять по утрам хором, и прочей ерунды.

В комментариях к новости о «дурдоме» возмущённый блогер спародировал такой гимн:
«Славься, славься, любимая фирма!
Будем с тобою вести себя смирно!
Будем хвалить тебя всюду, всегда,
Не пощадя своего живота!»

Неуклюже, конечно, и не в рифму, зато видно, что у автора накипело. И другие блогеры стебаются насчёт случившегося, обращаясь к советскому опыту, пусть и причудливо ими понимаемому.

«Им ещё повезло, при Сталине их, скорее всего, расстреляли бы…

— Ага, расстреляли бы. В подсобке отдела кадров завода «Красный автомобилист».

— Оформили бы у зама по кадрам заявку на воспитательный расстрел сотрудника за клевету на советское предприятие».

Как вызывают корпоративного духа

В общем, пиары вместе с эйчарами образуют нечто среднее между парткомом и месткомом. Только на место коммунистического воспитания пришло воспитание того, что называется team spirit. Что это такое, объяснить сложно. Судя по названию, отчасти сродни спиритизму. Можно легко представить, как эти ответственные, облечённые доверием высшего руководства молодые люди садятся за большой стол и вызывают корпоративного духа. Чем больше корпорация, тем больше профессиональных медиумов.

Лично мне никогда не казалось, что советское значит отличное. Напротив, чем чаще вокруг это повторяли, тем твёрже была моя уверенность в том, что отличное — это как раз несоветское, западное, то есть из тех мест, где человек свободен как птица. И когда знакомые черты проступили в новом дивном мире, это поставило меня в тупик, в котором по сей день пребываю.

Поначалу я даже думал, что всё дело в нас, бывших советских людях, чья родина СССР, и это мы другими быть не можем. Но за двадцать капиталистических лет возникли некоторые сомнения по этому поводу.

Во всяком случае, судя по иностранным словам и аббревиатурам, происхождение всей этой белиберды чисто западное.

Мы и они

В советской конторе было чёткое разделение — «мы» и «они», простые люди и начальство. Мы делали вид, что работаем, они — что нам платят. Не примите сказанное за чистую монету, но была в этой старой шутке доля правды. При этом мы не сильно дорожили своим местом, найти работу с такой же зарплатой для опытных совслужащих не составляло проблемы. Они же, напротив, за место держались, руководящих кресел было не столь уж много.

В конторе капиталистической, то бишь в офисе, ситуация иная. Тут платят всерьёз, на зарплату можно купить автомобиль, что прежде было непредставимо, и даже квартиру по ипотеке. Найти другое приличное место совсем непросто.

Отсюда чинопочитание, да такое, какое прежде не видано. Мне хорошо знакомо, как коленки дрожали при входе в кабинет к большому начальнику. Но это чувство несравнимо с тем, как вздрагивают клерки при виде того, кто стоит всего на ступеньку выше. Иногда для удобства клеркам присваивают номера, что объясняется выросшим числом ступенек на служебной лестнице. Чем крупнее корпорация, чем больше в ней офисных пролетариев, тем они бесправнее.

Тем не менее мы больше не отделяем себя от них, несмотря на существенную разницу в зарплате, — одно общее дело делаем. Поэтому донести на коллегу больше не зазорно. Впрочем, доносительство, обычное в западных компаниях, в наших не сильно привилось, мешает печальная память о недавнем прошлом. Стукачей у нас презирают, им приходится таиться. Даже в советское время начальство, желая что-нибудь разузнать, вынуждено было прибегать к различным ухищрениям.

Партийная привычка

Помню, коллега, с которым мы делили кабинет в восьмидесятые годы, увольнялся. Он уходил с повышением в другое ведомство и не скрывал своей радости. Но вся радость куда-то испарилась после неожиданного вызова к Ученику.

На мой невинный вопрос, о чём они там битый час беседовали, сосед почему-то смутился и пробормотал нечто невразумительное.

Узнав Ученика поближе, я понял, о чём у них шла речь. О нас, грешных, тех, кто оставался. Ученик ещё со времён партийной работы любил побеседовать по душам с увольняющимся чиновником, это был неисчерпаемый кладезь информации. Во-первых, к откровенности располагал сам факт внимания со стороны большого начальника. Во-вторых, людям терять уже было нечего, что способствовало сведению счётов с начальниками пониже рангом.

Зато потом Ученик в любой момент без труда находил причины для увольнения любого, кого пожелает. Он вызывал неугодного к себе и доставал из своего сейфа такие скелеты, о которых тот сам давно позабыл. Заявление об увольнении по собственному желанию писалось прямо в его присутствии. Не исключался и другой вариант, заключавшийся в том, что изобличённый в грехе сам становился верным слугой разоблачителя.

Что и говорить, времена были вегетарианские. Сейчас всё настолько упростилось, что нет нужды искать особых причин для увольнения. Неприятную запись в Facebook легко подвести под нарушение корпоративного стандарта, если вообще не посягательство на корпоративный дух. Ещё легче наказать за нарушение корпоративной же дисциплины, например, за ранний уход из офиса. На самом деле он может быть сколь угодно поздним, лишь бы предшествовал уходу домой босса.

Дальнейшая процедура легка и приятна, начальству разумеется. После вызова неугодного и объявления об увольнении ему со скоростью света надо сдать бумаги и собрать вещички. Вернувшись к рабочему столу, он обнаруживает, что уже отключён от всех систем и сети Интернет, и в сопровождении охранника покидает здание.

Раньше изредка можно было найти защиту от излишне ретивого начальника в том же парткоме или профкоме, не всё же им было людей жрать. Нынче везде сплошная вертикаль. Обращение же в суд вещь обоюдоострая — офисный мир тесен, куда бы ты ни сунулся, все будут знать о сутяжнике.