Бизнес-образование в ближайшее время может стать доступным всем, кто готов за него заплатить, — любой государственный вуз может запустить собственные программы бизнес-образования, а после прохождения аккредитации и аттестации и выдавать дипломы МВА государственного образца. Вопрос, будет ли МВА в этом случае бизнес-образованием мирового уровня или станет всего лишь аббревиатурой из трех букв в традиционных учебных планах? О реалиях и перспективах МВА в России рассуждает ректор ВШМБ Академии народного хозяйства при правительстве РФ, президент Российской ассоциации бизнес-образования (РАБО) Леонид Евенко.

— Леонид Иванович, государственный диплом МВА — это хорошо или плохо?

— Государственный диплом МВА — палка о двух концах: с одной стороны, он сразу сделал российские программы МВА узнаваемыми, с другой стороны, опыт показал, что это стоило нам некоторой потери гибкости. Но главная проблема в том, что по мере быстрого распространения этих программ появилась опасность подмены настоящей МВА вторым высшим образованием.

— А должно ли государство вообще заниматься бизнес-образованием?

— Есть такая точка зрения, что не должно, — ведь каждая компания сама знает, чего не хватает ее персоналу, и не надо ей никаких дипломов государственного образца, и что вся эта затея — пустая трата времени. Но зарубежный опыт показывает, что в обществе кто-то должен контролировать уровень квалификации программ МВА. Раньше это у нас пытался делать аппарат Министерства образования. Но беда в том, что в министерстве тонкости МВА не очень понимают. Сейчас, с подачи государства, качество бизнес-образования контролирует специально созданный совет при Минобрнауки. Ядро экспертов формируют члены Совета РАБО, а организует процесс Академия народного хозяйства при правительстве РФ. Фактически этим занимаются профессионалы, как и во всех ведущих странах. Эта схема, на мой взгляд, наиболее здоровая. Другая точка зрения состоит в том, что роль государства нужно усиливать, что нужен отдельный закон о непрерывном образовании, нужны государственные стандарты, и государство будет гарантировать качество образования. Но оно объективно это сделать не способно, потому что ситуация на рынке образовательных услуг очень быстро меняется, и бизнес выдвигает очень конкретные требования к разнообразным бизнес-образовательным программам. И потом, с какой стати государство должно контролировать бизнес-образование, если бизнес сам оплачивает эти программы, сам учится и сам использует полученные знания, а потому больше, чем кто-либо другой, заинтересован в его качестве.

— В чем опасность подмены МВА вторым высшим образованием?

— МВА все время пытаются подтянуть под одну из специализаций магистратуры или второго высшего образования, сделать программу МВА строчкой в перечне вузовских программ. Но вузовские программы «общего менеджмента», хотя и включают в себя курсы по менеджменту, по финансам, по маркетингу и т.д., это не МВА. Тонкость в том, что человек, имеющий второе высшее образование, — это специалист, который обладает знаниями. А задача школ МВА — научить человека не знать, а быть — стратегом, топ-менеджером, руководителем. Мы пока только к этому идем и сделали очень важный шаг — создали образование на «мастерском» уровне для взрослых людей. Но рафинированная программа МВА, формирующая «стратегов», которую дают, скажем, Гарвард или Крэнфилд, у нас пока еще не очень получается. А если отдать бизнес-образование на откуп обычным вузам, то и не получится.

— Что именно не получается?

— Сегодня мы умеем уже не хуже западных школ преподавать финансы, маркетинг, менеджмент. Если учесть, что в российской школе МВА человек учится на русском языке, да еще и на российских примерах, у российских преподавателей, то это более эффективно, чем тому же самому учиться в зарубежной школе на иностранном языке. Но когда речь идет об интеграции — как вы вписываетесь в глобальную среду, вырабатываете политику бизнеса, ищете стратегию выигрыша в конкурентной борьбе, — здесь мы пока отстаем.

— Почему это трудно?

— Одна из проблем — нам трудно сблизить «академиков» и бизнесменов. Бизнесмены скептически относятся к профессуре, и во многом справедливо, потому что большей частью имеют дело не со школами бизнеса, а с их суррогатами — с экономическими факультетами, которые только перекрашиваются в школы бизнеса. Профессура хотя и образованна в своей области, но она носитель знания, а тут нужен не только носитель знания, а преподаватель, который может развить соответствующий навык. Когда в аудиторию входит профессор и начинает говорить что-нибудь книжное, люди, пришедшие из практики, теряют интерес к предмету и к преподавателю. С другой стороны, когда за преподавание берется практик, он, может быть, и рассмотрит одну интересную «практическую ситуацию», выскажет несколько свежих идей и даже сорвет аплодисменты. Но чтобы его практику и идеи можно было использовать, нужна теория — концептуальная схема, которая эту практику сопоставит с другой практикой. Сегодня найти преподавателя для бизнес-школ, который был бы хорошо теоретически подготовлен, мог бы теорию передать слушателям и в то же время знал реальный бизнес, трудно. А преподаватель-звезда, который знает реальность, владеет теорией, держит аудиторию, может заставить людей взаимодействовать и который способен работать в аудитории с директорами любого уровня, — достаточно большая редкость в наших бизнес-школах.

— Значит, проблема в преподавателях?

— Не только. У нас пока не накоплен банк результатов исследований практики российского бизнеса, надо ведь сначала изучить, что в нашем бизнесе происходит, все это переварить, а потом обучать людей. Есть определенные проблемы и с содержанием программ, и с методами, и даже с помещениями. Например, чтобы программа была рентабельна, нужен большой поток, который потом необходимо разделить на небольшие группы — по 6-8 человек, чтобы сначала весь поток собирался в аудитории, слушал лекцию, а потом люди расходились по отдельным небольшим помещениям для самостоятельной работы в своей группе, и так по несколько раз. А наши помещения для этого не приспособлены, да и в группах люди не умеют эффективно работать. Трудно убедить людей, которые пришли учиться и заплатили за это немалые деньги, что МВА — это в большой степени самообразование и образование друг друга, а не просто восприятие того, что говорит преподаватель.

— Как отразится рост количества программ МВА, в том числе и в государственных вузах, на общем уровне российского бизнес-образования?

— Любое расширение порождает проблему качества. Мы, к сожалению, поставить жесткий заслон недостаточно качественным программам не в состоянии — впрочем, ставить такой заслон административными методами опасно, можно ошибиться и закрыть дорогу инновациям. Вполне вероятно, что в некоторых вузах дисциплины МВА будут читать обычные доценты обычных экономических факультетов, и людям, особенно в провинции, будет казаться, что это и есть МВА. Хотя для тех, кто вообще не имеет никакого экономического образования, и это полезно. С другой стороны, то, что новые программы появляются, — хорошо, потому что российский рынок МВА еще очень далек от насыщения. Сегодня в России на душу населения расходы на бизнес-образование составляют всего 1.5 доллара в год, а в ведущих западных странах — 200-300 долларов в год. По моему мнению, нам надо выпускать хотя бы 10 тыс. МВА в год, сейчас мы подбираемся к 5 тысячам выпускников, получающих государственный диплом. Больше пока не потянем — нет ресурсов. Для сравнения: китайцы выпускают 15 тыс., у американцев, которые выпускают ежегодно 104 тысячи, для карьеры руководителя МВА почти обязательна. Уже через несколько лет нас ждет настоящий бум бизнес-образования, включая МВА, и мы сделаем все, чтобы это были программы, вполне соответствующие мировым стандартам.