Сегодня мы будем проводить анализ эксперимента с тестированием на основании не только украинского, но и российского опыта. Причин этому две: сомнительный и скандальный характер нововведения как в одной, так и в другой стране (несмотря на существенные отличия в форме и деталях) и единая ментальность наших народов, благодаря которой можно делать общие выводы и проводить аналогии. В любом случае, сравнение и поиск закономерностей — вещи полезные.
 
Нельзя проводить единый экзамен для всей страны, он должен быть независимым, но не одинаковым. Сейчас следует говорить уже не о большей объективности, а о большей адекватности — ведь не все получают одинаковое образование. Следует признать очевидный факт, что все дети разные, и потому идея о единой линейке для всех — абсурдна, тем более что наши школы сегодня сильно дифференцированы, и спрашивать с детей тоже надо дифференцированно. Все как один ректоры и деканы отказываются говорить о том, что происходит в стенах их заведений. Право комментировать ход и качество эксперимента захватила небольшая группа чиновников — она же и его автор, и исполнитель. Дети повсеместно теряют интерес к учебе, а в том, чтобы его возродить, ключевая роль принадлежит личности учителя. С нее и следовало начинать. 
Как мы и обещали, возвращаемся к теме независимого тестирования — в самую горячую пору зачисления абитуриентов в высшие учебные заведения. Ситуацию вокруг вступительной кампании этого года трудно назвать гласной и прозрачной (почему — мы объясним). Пусть не упрекнут меня в спекуляции на «горячей» теме человеческих страданий, принесенных за последнюю неделю стихией, но я не могу удержаться от навязчивой параллели. Стихийное бедствие — это катастрофа, и она у всех на глазах. Миллиардные убытки, человеческие жертвы, разрушенная инфраструктура — обо всем этом говорят и пишут, показывают видеосюжеты. И для сравнения — то «маленькое» — не стихийное, но бедствие, которое происходит в украинском образовании, похоже, никому не интересно, кроме кучки чиновников. А ведь оно не менее значимо и масштабно, только общество этого не сознает, не сопоставляет: от того, что происходит с СЕГОДНЯШНИМИ выпускниками, зависит жизнь страны уже буквально через десятилетие. В современном мире не идет речь о каком-то одном «потерянном поколении», как это бывало в прошлом веке. Вопрос стоит иначе: удастся ли в ближайшем будущем человеку сохранить ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ облик в эпоху жесткой технократической цивилизации. Судьба этого вопроса решается сегодня в тихих кабинетах Минобразования…
 
Как это выглядит у соседей? 
Аналог нашего тестирования называется в России иначе: ЕГЭ — «Единый государственный экзамен». Так же, как у нас, в экспериментальной форме он «обкатывался» последние лет шесть-семь и до поры до времени не принимал общегосударственного обязательного характера. В текущем году ЕГЭ стал, если можно так выразиться, полуобязательной формой экзаменации, в отличие от Украины, где без соответствующего сертификата поступить в вуз уже невозможно. У россиян пока сохраняется альтернативная форма экзаменов, многие вузы, особенно престижные и именитые, вполне официально устанавливают свои собственные правила игры. Полномасштабно вводить обязательное тестирование, как это сделано в Украине (по принципу «кто не успел, тот опоздал»), в России планируется со следующего года. Но, учитывая недовольство и неготовность общества, саму «сырость» реформы и целый ряд возникших проблем, эти планы сейчас ставятся под сомнение.
Главное, что выгодно отличает российских чиновников — более гибкая позиция, способность к самокритике, готовность, если потребуется, менять свои решения. Судите сами. Спикер Совета Федерации Сергей Миронов предложил пересмотреть закон о повсеместном введении Единого государственного экзамена с 2009 года. «Мы поторопились», — так прямо и заявил он. Где вы найдете представителя украинской власти (подчеркну — власти, а не оппозиции, которая как раз критикует эксперимент), который бы вот так честно признался — мы поторопились? Вместо этого — одни прекраснодушные заявления о том, что «альтернативы тестированию нет», все удалось на славу, коррупция побеждена, украинские дети — самые образованные, потому что показали «высочайшие результаты»…
 
Все осталось, как было… 
Насколько эти заявления соответствуют действительности — судить тем, кто находится, так сказать, «внутри системы». Это и выпускники, и их родители, и преподаватели школ, принимавшие участие в тестировании, и ректоры вузов. Но в этом материале вы не найдете ни одной фамилии кого-либо из перечисленных участников процесса, кто бы согласился откровенно выразить свое мнение. Просто потому, что в системе образования у нас создана атмосфера страха, неприятия любой критики. И это не преувеличение. Выпускники охотно рассказывают друг другу, как учителя им помогали во время тестирования. Но заявить об этом во всеуслышание — упаси бог! Многие учителя прекрасно знают, как решался вопрос о поступлении в отдельных «нетипичных» случаях (например, можно было стать «победителем олимпиады»). Знакома ситуация, когда фамилии тех, кто поступил, были известны еще в апреле — существовал полуофициальный договор школы и вуза, поэтому государственное тестирование превращалось в пустую формальность. Ректоры находили и находят всевозможные лазейки, обеспечивающие поступление детей «сильных мира сего» — они просто знают, что иначе не бывает, и никакая сила не сможет этому помешать. Многие преподаватели отдают себе отчет в том, что истинный уровень знаний у некоторых выпускников не соответствует полученным достаточно высоким баллам по тестам, но кто же будет говорить об этом открыто и, тем более, анализировать, почему так получилось.
Что же у нас произошло? Почему тема о независимом оценивании спрятана под покровом секретности и келейности? Почему наложено негласное табу на честное ее освещение в СМИ — ведь то, что исходит из официальных источников, иначе, чем корпоративной солидарностью и массовым «одобрям-с» не назовешь? Где наша хваленая свобода слова? Оказалось, что журналистам гораздо проще и безопаснее обливать грязью политиков, чем взять объективное и содержательное интервью у ректора, учителя школы или у абитуриента!
На сегодняшний день все как один ректоры и деканы отказываются говорить о том, что происходит в стенах их заведений. Фактически право оценивать и комментировать ход и качество эксперимента захватила небольшая группа чиновников, которая сама же является и его автором, и исполнителем. И это действительно абсурдно, потому что в итоге пришли к тому, от чего пытались уйти в самой системе образования: это когда учат и оценивают результат одни и те же люди (в случае с выпускными экзаменами в школах это учителя). Кстати, один из сильных аргументов в пользу введения независимого оценивания знаний — это нормальный цивилизованный принцип, принятый в развитых странах: учит один, а контролирует итоги кто-то другой. Но чисто механически внедрить его, по крайней мере, в наших условиях и за один год — оказалось невозможно. Это так же нереально, как построить коммунизм за двадцать лет или побороть коррупцию несколькими указами сверху.
 
Дети теряют интерес к учебе 
Ответы на все эти вопросы лежат на поверхности. Мне уже не раз доводилось писать о том, что образовательная среда — одна из самых консервативных в обществе. И это болезнь именно нашего общего менталитета. Люди, по природе своей деятельности призванные быть свободными и раскованными, смелыми и открытыми, на деле проявляют чудеса бесхребетности, если не сказать трусости. Их беда в том, что они слишком зависимы от институтов государственной власти: учителя и директора школ — от районо, ректоры — от Министерства, деканы — от ректоров… Кроме того, государство за счет админресурса требует от преподавательского корпуса верности тому идеологическому направлению, которое на данный момент господствует. И в силу сложившихся традиций эта верность всегда демонстрируется.
На мой взгляд, реформу в сфере образования следовало начинать с другой стороны: с либерализации отношений внутри системы, с раскрепощения личности учителя, с пересмотра содержательной части школьных программ (хотя это тема другого разговора). Необходимо бежать от официоза, жесткой регламентации, погони за статистикой и прочих искусственных наростов на теле образования. Только поднявшись на иной качественный уровень, можно требовать какой-то результат. У нас же, как всегда, начали с конца. Сегодняшний кризис отечественного образования связан, в основном, с двумя вещами: во-первых, это общемировая тенденция падения престижа классического образования из-за наступления новых информационных технологий; во-вторых, низкая оплата труда наших учителей на фоне рыночных отношений, с их приоритетом материального над духовным. Другими словами, у учителей больше нет ни стимула, ни желания, ни личной убежденности давать детям «знания ради знаний» — говорить об идейных исканиях Андрея Болконского, или красиво доказывать теорему по геометрии, или исследовать гармонию мира природы. Дети повсеместно теряют интерес к учебе, а в том, чтобы его возродить, ключевая роль принадлежит личности учителя. С нее и следовало начинать.
 
Нашли крайнего 
Косвенно эта же мысль прозвучала в интервью министра образования Украины Ивана Вакарчука газете «Аргументы и факты» (вышло в прошлом номере еженедельника). Материал так и называется — «Не нравится учитель — требуйте замену». Но прозвучала она с каким-то странным «обвинительным» акцентом: дескать, уважаемые родители, теперь в бедах ваших детей (т.е. — в плохих результатах тестирования) вам следует винить исключительно учителя. Логика вроде ясна: ведь это непосредственная работа педагогов — готовить детей к экзаменам. Но здесь налицо и коварство, и демагогия, которые, к сожалению, просматриваются и в других высказываниях уважаемого г-на министра.
Задача учителей — нести свет знаний, простите за высокопарность, а подготовка к тестам выливается в банальное «натаскивание» на грани дрессировки. Получается, учитель должен отвечать и за несовершенство самих тестов, и за качество учебных программ. На самом деле, это Министерство виновато в том, что придумало систему, которая будет стимулировать (уже стимулирует) формальный подход учителей к своему делу, механическое заучивание фактов, отсутствие индивидуального подхода к детям. Результат, опять-таки, будем пожинать чуть позже.
В чем точно можно согласиться с Иваном Вакарчуком — это с его сетованием на низкий уровень моральности в нашем обществе. Но, во-первых, «що маємо, то маємо», а, во-вторых, на тестах моральность подрастающего поколения не построишь: ее можно сформировать только уменьшением механистического подхода в процессе преподавания в пользу гуманистического. А также путем возвращения в школу элементов воспитания, акцента на формировании личности и нравственных начал. Это означает, выражаясь современным языком, переформатирование всей системы. В подтверждение приведу мысль одного из родителей выпускников (естественно, не назвавшего своего имени): «Еще несколько лет назад в школах старались дать детям знания. Научить их не оценки зарабатывать, а ориентироваться в предмете. Сегодня, глядя на сына, делаю вывод: задача большинства педагогов — «натаскать» на экзамен. Нас заставляют нанимать репетиторов, которые точно знают, какие будут задания и вопросы. Естественно, все это стоит денег. А у детей при таком подходе теряется всякий интерес к предмету». Ну, что ж, точнее и не скажешь.
 
Активный поиск лучше застоя 
Похоже, все перечисленные опасности и проблемы российское общество осознало лучше и раньше, чем наше, украинское.
Вот какое высказывание мне удалось увидеть на одном из сайтов, где идет обсуждение ЕГЭ: «Основным достижением образования последних лет стало признание того, что все дети разные, и потому идея о единой линейке для всех — абсурдна, что и показал прошедший экзамен».
«Тоталитаризм ЕГЭ — это ошибка, — считает один из московских чиновников. — Нельзя проводить единый экзамен для всей страны, он должен быть независимым, но не одинаковым. Сейчас следует говорить уже не о большей объективности, а о большей адекватности — ведь не все получают одинаковое образование. И нельзя требовать от выпускников гуманитарных классов знаний по математике, которых им просто не давали в их базовом курсе. Наши школы сегодня сильно дифференцированы, и спрашивать с детей тоже надо дифференцированно». Это всего лишь один из подходов, представленный во всем многоголосье мнений. Вообще, единый госэкзамен всколыхнул российское общество. В то время как у нас на разные лады повторяют заезженные штампы об отсутствии демократии в России, о смиренности населения перед тоталитарной властью, — на деле здесь демонстрируется более демократический и гибкий процесс. Во всяком случае, ни у родителей выпускников, ни у чиновников от образования и мысли не возникает скрывать тот ворох проблем, который принесло внедрение эксперимента. Как результат (если говорить коротко и не вдаваться в подробности) — родители подают в Конституционный Суд протест, утверждая, что ЕГЭ нарушает права их детей; в судах лежат многочисленные иски, оспаривающие результаты экзаменов; в Госдуме депутаты ставят под сомнение целесообразность поспешного введения ЕГЭ (во всяком случае, мнения разошлись, а Министерство образования подверглось резкой критике); само Министерство «приняло огонь на себя», не отрицая своих промахов, пытается отстаивать свою позицию, в то же время заявляя о компромиссах на будущий год. Налицо — бурное обсуждение проблемы, которое, безусловно, вносит хаос в идущую параллельно вступительную кампанию. Но, на мой взгляд, в этом вопросе активный поиск, пусть даже и хаотичный, куда лучше застойного болота, в котором сейчас пребывает украинское образование.
Паника в Москве вызвана еще и тем, что выпускники показали крайне низкие результаты на единых экзаменах. По данным Рособрнадзора, основной оценкой более миллиона российских выпускников в этом году стала «тройка». По количеству «двоек» рекорд установили литература (25,3 % в пересчете на традиционную шкалу) и математика (23,5%). Неудовлетворительные оценки по русскому языку получили 11,3 % школьников. Лишь тысяча (!) выпускников набрали высший балл. О чем все это говорит? Тут трактовка не может быть однозначной. Скорее, речь идет о завышенных требованиях в экзаменационных заданиях. Кроме того, о неготовности большей части учащихся именно к такой форме изложения своих знаний (привычка к устным экзаменам, психологическое неприятие тестов и т.д.). Ну, и конечно, как отметил еще один чиновник из этой сферы, ЕГЭ дал «реальную, а не иллюзорную картину уровня качества образования» в стране. Ему вторит и министр образования Фурсенко: «ЕГЭ — это очень сильный измеритель. Отменить его по причине того, что результат оказался неожиданно низким, значит сделать виновной измерительную систему. Но зачем же на зеркало пенять?». Надо отдать должное российскому министру: защищая ЕГЭ, он одновременно, не прячась в кусты, берет на себя ответственность за низкий уровень знаний в стране.
 
Чем хуже — тем лучше! 
К чему, собственно, я клоню этим рассказом о российских скандалах? Пусть не радуются наши «патриоты» и недоброжелатели России всех мастей — дескать, у «москалей» народ вон какой необразованный, не в пример нам, «свидомым». Не нужно быть экспертом (хотя об этом говорят именно эксперты), чтобы при сравнении увидеть: качество образования у наших соседей намного выше, чем в Украине. Этот вывод можно сделать, прежде всего, на основе анализа учебников и школьных программ. (А вузовская подготовка всегда была и остается в России вне конкуренции, несмотря на похожие с нашими негативные процессы). Причины более высокого качества? Это может быть и бережное отношение к традициям советской школы, и идеологическая политика государства, и лучшая техническая оснащенность образования. И многое другое, о чем сейчас не время говорить.
И при всем при этом — такие ужасные, по мнению всего общества, крайне низкие результаты экзаменов! Что-то тут не сходится!
Думаю, если сравнивать с Украиной, проблема здесь в двух вещах. Во-первых, специалистам следует рассмотреть и сравнить сами тестовые задания в наших двух странах. Лично для меня, как журналиста, эта тема представляет большой интерес, и, как только, мне удастся получить такие материалы, я с удовольствием проанализирую их на страницах нашей газеты. На сегодняшний день, руководствуясь имеющимися данными, я могу предположить, что интеллектуальный уровень тестовых заданий в Украине занижен. А теперь второе предположение, уже не мое, а специалистов, которые шепчутся о нем по углам, боясь даже намекнуть публично на столь крамольную мысль. Это подозрение о том, что общий уровень результатов тестирования по стране был чисто механически завышен. Об этом говорят сами учителя школ, сравнивая возможности своих бывших учеников с полученными оценками (и зная характер вопросов). Здесь не идет речь о каком-либо индивидуальном (корыстном) завышении результатов, а о чисто технологической вещи, которую не так сложно осуществить.
А что, у кого-то из простых смертных была возможность проникнуть в компьютерную систему оценивания? Узнать ее принципы и критерии? Сопоставить разные шкалы баллов? Даже тем, кто подавал апелляции, было сложно получить копии своих работ, а уж тем более нереально — провести маломальский анализ. Таким образом, весь процесс носил непрозрачный, негласный характер. И понятно, что никто никогда ни подтвердит, ни опровергнет указанное предположение, о реальности которого можно судить лишь по косвенным признакам. Во всяком деле должна быть цель. Какой она могла быть у украинских чиновников и у государства в целом? Безусловно, поднять престиж отечественного образования, гордо заявить о высоком уровне знаний украинских выпускников, свести к минимуму все разговоры о недостатках независимого оценивания (дескать, ведь мы говорили — у нас все прекрасно, эксперимент прошел «на ура», да здравствует новая система!). Еще один момент, свидетельствующий о странном, мягко говоря, подходе к оценке уровня знаний, — занижение так называемого «проходного» балла по 200‑балльной шкале. Как известно, «проходными» являются 124 балла (все, что ниже, не дает права на поступление в вуз), что соответствует «четверке» по 12‑балльной шкале и фактически… «двойке» — по традиционной пятибалльной. Это как надо «ценить» собственные вузы, чтобы давать возможность учиться в них откровенным «троечникам» и «двоечникам». Впрочем, их процент оказался, как я уже отметила, ничтожно мал по сравнению с обилием «хорошистов» и отличников!
Не нужно быть изощренным аналитиком, чтобы понять: такая политика направлена на то, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Всем известно, что демографическая дыра, связанная с плохой рождаемостью в начале 90‑х годов, докатилась в этом году до вузов. То есть, количество выпускников школ (тем более, если исключить процент тех, кто вообще не собирается получать высшее образование) почти сравнялось с количеством мест в вузах (считая и все коммерческие). В следующие годы грядет уже недобор, если ничего не предпринять. Значит, можно сознательно занизить «проходной» балл, чтобы все желающие могли поступить хоть куда-нибудь — понятно, что с худшим баллом пойдут в наименее престижные вузы и на платное обучение. Таким образом, и дети приткнутся (никто не говорит о том, кому нужно такое количество невостребованных, малообразованных специалистов — ведь «двоечники» поступают!), и вузам не дадут, что называется, «заглохнуть», даже если толку от них — как от балерины у токарного станка. Между прочим, в России эта проблема четко замечена, исследована и уже начала решаться — было даже специальное выступление Дмитрия Медведева по поводу реорганизации всей системы высшего образования страны.
Как именно будут это делать наши соседи — об этом мы поговорим в следующем материале. А сейчас хотелось бы из всего сказанного сделать очевидные выводы. Если российские коллеги при помощи единого госэкзамена не побоялись обнажить все проблемы образовательной системы, показать обществу направление, по которому следует двигаться дальше, чтобы вывести образование на новый уровень, то в Украине поступили наоборот. Сохраняя «честь мундира», извините, буквально «заткнув рот» уважаемым ректорам высших учебных заведений (все-таки, не последние люди в государстве, если брать интеллектуальный уровень), чиновники загнали все болезни образовательной сферы, что называется, в глухой угол. Или в песок — как кому нравится. А сами стали над ним эдакими страусами. Только вот как выбираться из такого состояния — пока никто не знает.
Хочется спросить: разве так поднимают престиж национального образования?