«Ведущая школа бизнеса не может быть ремесленным училищем. Отдавая дань практике, она не должна забывать о теории и об исследованиях в сфере менеджмента», – считает декан Высшей школы менеджмента Санкт-Петербургского государственного университета Валерий Катькало.
Создание Высшей школы менеджмента (ВШМ), базой для которой стал факультет менеджмента Санкт-Петербургского государственного университета, – составная часть национального проекта «Образование». Еще только одна школа бизнеса в стране – Московская школа управления, создаваемая с нуля, – включена в нацпроект. Но если московское образовательное учреждение финансируется частными инвесторами, то в петербургский проект немалые суммы инвестирует государство.
Понятно, что в такой ситуации о петербургской школе много спорят: за что ей такая честь? Насколько правильную модель развития избрала ВШМ? Не будут ли преподаватели удовлетворять свои научно-исследовательские, далекие от потребностей бизнеса интересы за счет налогоплательщиков? На эти и другие вопросы отвечает корреспонденту «Эксперта С-З» декан Высшей школы менеджмента Валерий Катькало.
– Зачем включать школы бизнеса, умеющие самостоятельно работать на рынке, в нацпроект? И почему объектом государственной поддержки избрана именно ваша школа?
– Насколько известно, все национальные проекты осуществляются под лозунгом «Модернизация России». Цель национального проекта «Образование» – восполнить те пробелы, которые существуют в российской высшей школе. В частности, необходимо сформировать школы бизнеса, способные создавать программы мирового уровня для людей, призванных, как ни пафосно это прозвучит, стать национальной управленческой элитой.
Теперь о том, почему именно мы вошли в национальный проект. Видимо, потому, что факультет менеджмента петербургского университета начинал с 33 студентов и четырех преподавателей, а сегодня у нас учится почти 1,5 тыс. студентов в год. В 2006 году факультет стал членом Европейского сообщества школ менеджмента, куда принимается только одна школа от каждой страны.
Вообще, мы изначально делали ставку на международные стандарты. С 1999 года силами наших преподавателей реализуются магистерские программы полностью на английском языке. Сейчас на этих программах учатся около 100 европейских студентов в год. У факультета менеджмента – а теперь у Высшей школы менеджмента – более 20 постоянных партнеров из числа лучших школ бизнеса Европы и Северной Америки. Иными словами, мы достигли высокой степени интернационализации образования.
– Вы всегда подчеркиваете, что придерживаетесь модели университетской школы бизнеса, которая «производит не только выпускников, но и новые знания». Иными словами, ВШМ будет уделять серьезное внимание исследованиям. Но есть мнение, что ценность исследований в сфере менеджмента невелика – мир без них обошелся бы легко. Это не математика, не история, не нанотехнологии…
– Такие заблуждения рождаются от недостатка знаний о том, что происходит в современном мире. За последние 20 лет произошло признание такой области научных исследований, как менеджмент. Вспомним, например, 1990−е годы. Несколько нобелевских премий в области экономики было присуждено ученым, изменившим представления о том, что такое современная фирма и как ею управлять. Так, нобелевским лауреатом 1991 года стал Рональд Коуз, который первым в истории науки поставил вопрос, почему существуют фирмы. И он предложил подходы к проблемам, актуальным для руководителей всех компаний. Это проблемы вертикальной интеграции, оптимального размера фирмы. Сегодня ни один учебник по корпоративным стратегиям не обходится без упоминаний работ Коуза и его последователей, в частности Дэвида Тиса и Оливера Уильямсона.
Или рассмотрим пример Майкла Портера. Это классический микроэкономист, но он смог разработать общепризнанную сегодня концепцию конкурентных стратегий. Можно вспомнить и Гари Беккера, получившего Нобелевскую премию за анализ проблем человеческого капитала.
– Даже если исследования в принципе важны, непонятно, какая от них польза вашим слушателям.
– Исследования в сфере бизнеса – способ повышения качества предлагаемых школой программ. Кроме того, это возможность создания сильного коллектива преподавателей. Уже упоминавшийся Майкл Портер благодаря исследованиям, которые он проводил, внес существенный вклад в формирование статуса Гарвардской школы бизнеса как лидера в области стратегий. Также Дэвид Тис и Генри Чезборо во многом определяют лидерство школы бизнеса Berkeley в части управления технологическими инновациями.
– В России все чаще говорят о том, что преподавать в бизнес-школах должны предприниматели-практики… ;
– Так ведь наша школа не построена на отрицании практики. Университетская модель предполагает, в частности, активное привлечение предпринимателей к учебному процессу. Но хочу подчеркнуть, что одно из условий нашего успеха – способность создать в полном смысле интернациональную школу. Есть признанные в мире критерии интернационализации – 25−30% иностранных слушателей и преподавателей. Кроме того, мы должны предлагать программы, составленные совместно с ведущими зарубежными школами.
Чтобы все это состоялось, нужно говорить с представителями мирового бизнес-образования на одном языке. Наша университетская модель большинству партнеров абсолютно понятна, в то время как школы, которые развиваются, как ремесленные училища, чья опора – практики, приходящие в аудитории от случая к случаю, зачастую вызывают недоумение.
Вообще, по моему убеждению, любые качественные программы бизнес-школ, включая MBA, ориентированы на практику. Они «ставят» мировоззрение менеджера, способствуют генерации новых идей, то есть ведут к более успешной работе. Но эти программы должны быть основаны на том, куда мы придем завтра, а не на анализе уже устаревших примеров. Именно поэтому во всех ведущих школах мира основную роль играют преподаватели, находящиеся в поиске нового знания, а предприниматели-практики, читающие спецкурсы и семинары, удачно их дополняют.